Городок был тихим, небольшим и уютным. От него пахло корицей и дождем, запах этот витал в воздухе, освежал, манил нечастых туристов. Оскар нервно поправил темные очки на переносице и втянул в себя этот свежий, острый, волшебный воздух – город его детства чудесен. Он помнил его по памяти, как свои пять пальцев, говорят, здесь с тех самых пор ничего особо и не изменилось. Что ж, он не имел причин не верить этому: Остленд был упрямым местечком. Цивилизация не внесла глубоких изменений в местный уклад жизни, скорее, она придала ему более современный вид – так, наверное, выглядит вампир из модных женских романов, одетый в джинсу – стильный внешний вид и старое нутро.
Оскар сильнее сжал трость и увереннее зашагал в город. Слепой художник возвращался домой. Что здесь необычного?
Его здесь вряд ли кто-то ждал, но дом на Страут-стрит стоял все такой же: крепкий, ладный, заколоченный, никем не тронутый. Жители Остленда слыли людьми порядочными, так что вряд ли бы кто-то позарился на нехитрый скарб художника.
А пахло в доме хорошо – хвоей и опавшими листьями, наверное, налетели с прошлой осени да так и остались на полу, убрать же было некому. Экономку он тогда уволил, эх, надо будет новую искать.
На размещение сил ушло больше, чем он предполагал – и когда получилось усесться у кое-как разведенного очага, было уже далеко за полночь. К счастью, кресло все также стояло у камина и оказалось чистым, ну разве что немного пыльным. Ничто не мешало ему набить трубку и потянуться к теплу как большой сытой кошке.
- Итак, - произнес он, отогревшись, - что дальше?
Дом ему, понятное дело, не ответил. Да Оскар и не ждал ответа – в одиночестве и в бытность свою слепым он привык разговаривать сам с собой.
Но зачем он здесь? Молодой человек (было ему всего 27 лет) погрузился в воспоминания: как очнулся в больнице, страдая от головной боли и ничего не видя, как врачи ему растолковывали, что ему жутко повезло – мог бы и вовсе не проснуться, между прочим. Он три дня был в коме, пострадав от сильного удара по голове и только Бог или неизвестное чудо не сделали его дебилом на остаток дней. Он «всего-навсего» лишился зрения.
Слепой художник, ха! Какая злая ирония судьбы, чтоб ее. Жутко повезло – вот уж правильно подобраны слова, воистину. Особенно слово «жутко».
читать дальшеА ведь он только о своем ремесле и помнил – как держал в руках кисть, как вдыхал манящий запах краски, как растирал небольшие шарики между пальцев. Облака, солнце, радугу, ветер – все это он помнил хорошо, да только не вживую, помнил на своих холстах. Врачи, кажется, опасались, что ему трудно будет понять, слепому, что он на самом деле художник, но Оскар это отлично понял. Как и то, что работать ему не нужно – его здоровье было застраховано на приличную сумму, да и художником он, судя по всему, был хорошим: большинство его картин было продано, кроме самой последней. Наверное, не успел еще ее пристроить.
Еще он помнил этот городок – его уклад, его улицы, даже чертовый дождливый запах был ему знаком. Поэтому он и решил приехать сюда – это было логично. Во-первых, шансов на то, здесь он вспомнит хотя бы что-то еще о себе и своей жизни, было больше. Это подтвердили врачи, да и он сам это чувствовал. Во-вторых, возвращаться в новую жизнь теперь уже слепым и почти без памяти было однозначно легче в небольшом и хотя бы частично знакомом городке, чем в условиях современного мегаполиса.
Правда, парню еще пришлось потратить немало времени на то, чтобы убедить врачей отпустить его одного. Оскару пытались всучить сначала сиделку, но ему само предположение о том, чтобы путешествовать с нянькой, возмутило так сильно и глубоко, что больше с ним на эту тему не заговаривали. Следующим этапом была собака-поводырь. Кажется, с ней жизнь должна была стать легче, но собака есть собака – животное, которое нуждается в уходе, а Оскару сейчас достаточно и его самого. В итоге упрямство и умение приспосабливаться к обстоятельствам, а также немалая сумма, пожертвованная в рамках благотворительности, сделали свое дело.
И вот теперь Оскар здесь. Завтра приезжает Джаспер – это был неизвестный ему пока что, но очень взволнованный его состоянием молодой человек, который успел отослать Оскару ему несколько букетов цветов с приятным запахом и порывался навестить в больнице. Врачи его не пустили – к Оскару долгое время не пускали вообще никого, а когда стало можно – Джаспер уже уехал по каким-то делам, оставив крайне записку, полную тревоги. Впрочем, по объему это было скорее письмо, смысл которого состоял в том, что этот самый молодой человек планировал последовать за Оскаром, когда тот выпишется, куда бы художник ни собрался.
Оскар не понял причины такой привязанности, но адрес скрывать не стал. Ему было искренне интересно все, что могло пролить хотя бы какой-то свет на прошлое. Этот молодой человек, кем бы он ни был – братом, лучшим другом или просто родственником – явно был связан с Оскаром и знал художника до нападения на, так что присутствие такого человека было весьма кстати. Кажется, правда, Джаспер собирался ухаживать за ним – то есть, стать чем-то вроде добровольной няньки, заменив собой больничную сиделку, от услуг которой Оскар так категорично отказался, но художник решил ничего не говорить по этому поводу. В конце концов, им надо сначала увидеться. А обузой он никому быть не собирался – он на удивление врачей и нянечек хорошо научился ориентироваться в пространстве без какой бы то ни было посторонней помощи – Оскару достаточно было несколько раз пройтись по комнате с вытянутыми руками, трогая вещи и запоминая как те стоят, чтобы потом достаточно уверенно передвигаться по помещению, ничего не сбивая и не ломая на своем пути. Это и стало решающим аргументом в пользу его выписки из больницы.
А теперь вопрос века: кто на него напал? Из того, что знал Оскар, нападение было совершено поздно вечером, на улице, когда он шел, насколько удалось установить ведшемуся следствию, из гостей. Как оказалось, он часто любил гулять по вечерам, так что в этом полиция не увидела ничего странного. Сам Оскар о себе такой подробности не помнил.
Он был хорошо одет, на левой руке – серебряные часы, сделанные явно на заказ, кошелек был полон, но нападавший ничего не взял, просто подбежал, ударил по голове чем-то тяжелым и убежал. Свидетелей не было, картина восстанавливалась по следам на месте преступления. Оскара нашли достаточно быстро какие-то прохожие и вызвали 911. Ему повезло: если бы следом за ним не шли и его бы не заметили, то он бы истек кровью и умер прямо там, на улице. Впрочем, с какой-то точки зрения ему не так уж повезло: шла бы подвыпившая парочка чуть быстрее, то они могла бы спугнуть нападавшего и, возможно, ничего бы не было.
Насколько Оскару удалось понять, это было все, что знало следствие. Врагов у него почти не было – художник обладал на редкость миролюбивым нравом. В мире искусства серьезных завистников тоже не наблюдалось: несмотря на то, что за его картины платили неплохо, а критики оценивали его работы достаточно высоко, молодой начинающий пейзажист пока что не успел набрать столько веса, чтобы успеть стать серьезной угрозой чьей-то карьере. Хотя версия с соперниками рассматривалась какое-то время, но потом ее отбросили как несостоятельную: на всех выставках, где участвовал Оскар, он был едва ли не единственным в своем категории – пейзажи нынче были не в моде. В моде был эпатаж, использование нетрадиционных материалов, экспрессия, жесткий авангард и постмодернизм, а Оскар просто оттенял своими работами картины более известных мастеров со стажем, Именем и связями.
Огонь в камине догорел, художник вздохнул и решил пойти спать. Завтра он наконец-то встретится с этим загадочным Джаспером, а для этого нужно хорошенько отдохнуть, сейчас же не стоило себя мучить разными мыслями. Все равно от них информации больше не станет.
Следующим утром Оскар долго просыпался, пытаясь вспомнить, где это он. Комната явно не была палатой – в больнице никогда не допустили бы такого пыльного запаха, к тому же здесь было не в пример тише. В клинике хотя и старались беречь покой пациентов, но там постоянно кипела жизнь: мыли полы, открывали окна, переговаривались бурчливо санитары, кто-то кашлял, чихал, стонал, жаловался на жизнь, а иногда и шептал короткую, но страстную молитву небесам. Больница казалась огромной живой, постоянно куда-то движущейся гусеницей, причем почему-то – кэролловской. Накурилась и движется навстречу солнцу. А может быть, ищет свою Алису. Кто знает…
А этот дом походил на притаившегося зверя – покой, тишина и грация. Интересно, откуда это у него? Оскару до приезда сюда было достаточно, что у него есть право собственности на него, а теперь вот стало любопытно. Надо было раньше спрашивать, да он не привык много общаться, и ему становилось неловко от долгих разговоров. Плохое качество для слепого – теперь надо будет учить себя становиться более коммуникабельным.
Забавно: люди часто думают, что слепым живется ужасно скучно, им буквально нечем делать, приходится специально придумывать себе занятия. Оскар же насчитал с ходу несколько десятков вещей, которым ему предстояло выучиться в ближайшее время: он должен изучить сначала все в этом доме, чтобы можно было спокойно по нему передвигаться, в идеале – без злополучной палки. Она быстро начала его бесить. К счастью, дом двухэтажный, с удобной и широкой лестницей, упасть с нее можно только если его оттуда кто-то решится скинуть, но кому это может понадобиться?
А кому могло понадобиться его ударить? Оскар передернул плечами, садясь в кровати: он не собирается прожить весь остаток жизни, шарахаясь от каждой мысли и каждого звука. Итак, планы на будущее: в них, помимо тщательного исследования дома, входило еще изучение системы Брайля – он любил литературу и не собирался закрывать для себя этот мир. Существовали еще, конечно же, аудиокниги, но во-первых, далеко не все произведения озвучены, во-вторых, ему нравилось иногда сидеть в тишине, слушая дыхание дома. К тому же Оскар обожал разнообразие – устав водить рукам по выпуклым символам, он всегда может вставить наушники в уши.
Надо было выписать экономку. Художник еще не решил, будет ли он обращаться к услугам местных или же воспользуется рекомендациями врачей. С одной стороны, их советы в большинстве случаев были достаточно компетентными, с другой – местного жителя не нужно будет знакомить с городом, к тому же она или он не так сильно будут скучать по семье.
Нужно будет подумать насчет собаки – с животным он сможет гулять больше и дольше, что ни говори, к тому же пес способен стать для слепого отличным поводырем. У Оскара не было никаких оснований предполагать, что этот Джаспер захочет с ним остаться на долгое время.
Еще художник хотел научиться разбираться в запахах – его счет в банке был приличным, но врачи ради здоровья и безопасности все же советовали Оскару обзавестись второй профессией. Ему нравились цветы, мужчина это обнаружил, перебирая тонкими руками букеты, стоявшие в его палате. Но запах был у некоторых очень странным, что побудило Оскара поменять некоторые растения в вазах местами. Пришедшие к нему на обход врачи в изумлении констатировали, что букеты стали не только пахнуть, но и выглядеть намного лучше, органичнее. Наверняка найдется еще кто-то, кому будут нравится цветы, подобранные главным образом по запаху. Оскару стало интересно, и он дал себе слово узнать о запахах побольше.
Еще ему хотелось что-то делать руками – это успокаивало. Хотелось научиться играть на гитаре – почему-то было стойкое ощущение, что давно хотелось, да вот почему-то не складывалось, наверное, не было времени, а сейчас вот ничего не мешало. Хотелось освоить несколько иностранных языков – с этим было как с гитарой. В общем, планов масса, а он сидел уже полчаса на кровати и слушал звуки дома. О душе дома вам его внешний облик почти ничего не скажет – она кроется в запахах, звуках, в том особом ощущении, которое окутывает вас, как только вы делаете первый шаг за порог. Дом в Остленде Оскару нравился, удивительно нравился – это был самый настоящий Дом. Его дом.
Интересно, почему он отсюда уехал? Это тоже надо будет выяснить.
Кто знает, сколько бы еще времени Оскар просидел тут, вслушиваясь и буквально внюхиваясь в дом, если бы не в дверь не позвонили.
Шел открывать он долго – пока нашел трость, пока нащупал дорогу – и, уже взявшись за дверную ручку, со смущением понял, что все еще в пижаме. Но возвращаться и переодеваться было бы слишком долго, поэтому Оскар просто открыл дверь.
То, что пришедший его выше и крупнее, он понял как-то сразу. Запах… был знакомым. Они с гостем явно где-то встречались.
- Привет, - услышал Оскар. Судя по звукам, гость неловко переминаясь с ноги на ногу. – Можно войти?
Продолжение выложено в комментариях к посту...
-
-
21.09.2011 в 22:31- Как ты? – гость отчего-то не спешил пройти внутрь дома, начать осматриваться, раскладывать свои вещи. Так ведь ведут себя люди? Но он почему-то стоял рядом с Оскаром и рассматривал его. Молодой человек почувствовал себя неловко, переложил трость из руки в руку и глубоко вздохнул.
- Нормально.
Они еще какое-то время постояли, помолчали. Потом незнакомый гость спохватился и вдруг затараторил, наверное, обратив внимание на повисшее молчание:
- Ой, ты прости, что я так, что я не представился, я все время забываю, что ты сейчас не видишь, то есть, ой! Ты извини, я дурак, я знаю… Я – Джаспер, ну, в смысле, я еще не привык к тому, что ты, я думал, ты меня помнишь…
- А кем ты мне приходишься? – задал логичный, по своему собственному мнению, вопрос художник. В самом деле, это очень логичный вопрос, особенно когда не помнишь своего прошлого. Так почему же снова эта неловкая тишина?
- Эм, нуу, ты понимаешь, это очень сложный момент… - гость почему-то замялся.
- И что в нем сложного? – осторожно спросил Оскар. Брат? Друг?
- Я твой парень, - бухнул Джаспер.
Опять тишина. Наверное, ему стоит начать к ней привыкать – слепых окружает почему-то больше тишины, интересно только, почему? Мир не знает, что им сказать? Надо будет это обязательно исправить.
- Я – гей? – решил уточнить он. О своей ориентации Оскар не думал, не до того было, а сейчас и думать, кажется, не приходилось.
- Ты вроде бы би, - смущенно ответил Джаспер, - но все больше по мальчикам. С женщиной в этом смысле тебя никто не видел, ой, ну то есть, ты не эксгибиционист, просто… Ну ты понял, да?
- Да, - ответил Оскар, испытывая острое желание куда-то сесть, чего-то выпить и закурить. В идеале еще было бы неплохо что-нибудь съесть, а потом думать о новостях о себе. Он – би, но у него есть парень. И он больше по мальчикам. Надо же.
- Ты пить хочешь? Я привез твой любимый херес, - все еще быстро, но уже хотя бы не тараторя (и на том спасибо), сообщил Джаспер. – Давай-ка мы тебя усадим в кресло, я помню, там, наверху, твое любимое, потом я тебе налью и дам сигарету. Тебе же можно курить?
- Можно. Врачи сказали, что шансов на восстановление зрения у меня так мало, что курение тут уже не влияет ни на что, - честно ответил Оскар, высвобождаясь от все еще неловких объятий и попыток спровадить его наверх. Он может сам. О чем он не преминул почти сразу же сообщить своей большой няньке нетрадиционной ориентации.
Судя по всему, Джаспер хорошо знал дом – не прошло и получаса, как Оскар был усажен в вычищенное от чего-то кресло (от чего – думать не хотелось), камин - снова зажжен, в руках самого Оскара оказалась сигарета и чистый бокал с хересом. Безо льда, как он и любил, по крайней мере, он вспомнил, что любил именно так, когда пригубил напиток.
- Мы давно вместе?
-
-
21.09.2011 в 22:32- И что теперь? – он понимал, что смущает своими вопросами этого парня, но не мог остановиться. Ему важно было знать, что дальше, иметь какую-то почву под ногами – это раз. Два – ему почему-то мстительно нравилось заставлять Джаспера нервничать, это чувствовалось в том, что такие разговоры были привычны, в том, как тот вел себя с ним. Они ссорились? Оскару изменяли? Все возможно. У него все еще слишком мало информации.
Оскару снова безумно захотелось увидеть, как выглядит этот парень, или хотя бы вспомнить – и он разозлился на себя за нелепые мысли.
- Я перевелся на внештатную должность, я корреспондент, пишу о противоречивых социальных явлениях, собираю для этого материалы в разных слоях общества. Я хороший корреспондент, поэтому мне разрешили работать внештатно, в зарплате я не потеряю, даже наоборот – мне теперь просто будут платить не фиксировано, а за каждый репортаж, но так даже удобнее – я смогу сотрудничать с несколькими изданиями, - по всей видимости, привычка говорить быстро, чуть ли не глотая слова, была у Джаспера давно. Но Оскара она, как ни странно, не раздражала. Даже удивительно.
- И где ты будешь брать материалы? Здесь очень спокойное место, - тихо произнес он, пытаясь понять этого парня. Джаспер бросил карьеру ради него, а художник даже его лица не может вспомнить.
- Ну, такие вот местечки тоже представляют интерес, для жителей больших городов это что-то новенькое, так что материал тут ходит прямо под рукой, - бодро отозвался Джаспер. – И потом, я уже давно материал сам не собираю, у меня есть информаторы, которым я плачу, а сам только пишу статьи. Ну и я иногда буду уезжать, но это совсем ненадолго, ты не против?
- А с чего я буду против, Джаспер? – отозвался Оскар, допивая херес. – Я тебя совсем не знаю. Приятно, конечно, когда о тебе так заботятся, я не слишком благородный, так что отказываться не стану. Но я ничего не помню.
Снова тишина. Оскара она начала бесить. Завести часы с кукушкой? Или, может, все-таки собаку? Она обязательно будет гавкать, носиться, шуметь, в общем, тишины точно не будет.
- Прости, - в конце концов сказал художник, решив, что чем-то обидел парня. Джаспер не виноват в его проблемах. Наверное, не виноват. Ну, презумпцию невиновности никто не отменял…
- Я могу что-то для тебя сделать? – спросил тот, видимо, приняв извинения Оскара.
- Кроме помощи по дому? – уточнил художник и почувствовал кивок Джаспера еще до того, как тот сказал «да». Странно, раньше он людей так не чувствовал, только пространство вокруг себя, пространство… а еще – свет. И тепло.
- Расскажи мне обо мне, - попросил он, откидываясь назад. – Все, что знаешь, что можешь рассказать.
Спустя три часа, почти целую выкуренную пачку и с десяток неловких пауз, сквозь которые благополучно проскочили, Оскар выяснил, что этот город – его родной. Он здесь родился и, насколько известно Джасперу, вырос, никуда особо не отлучаясь. Здесь ходил в местную школу, здесь стал местным маленьким художественным гением: подростком нарисовал маминой подруге для магазина вывеску, панно – для городского совета на день города. Отец держал небольшую скобяную лавку и надеялся передать дело своему сыну, мать была домохозяйкой и давала уроки игры на скрипке. В общем, обычная история для такого городка, ничего необычного. Он уехал в большой город продолжать обучение, на которое сам скопил, подрабатывая официантом, рисуя за копейки. Получил высшее образование, стипендию, выиграл несколько юношеских конкурсов, получив звание «молодое дарование года». О нем писали в газетах, о всех тех надеждах, что он подавал. Мать гордилась, отец был расстроен, хотя и старался не показывать этого. Он понял, что сын не собирается возвращаться домой. А молодой художник обнаружил свою не совсем традиционную ориентацию и возвращаться точно не планировал: в большом городе с ней устроиться проще. Да и заказы легче искать.
Два года тому назад они погибли – они, его родители. Отец и … Жаннин. Так звали его мать. Отец был просто отцом, а у нее было имя, почему так повелось, никто не мог сказать, но это была привычка, с котором Оскар не собирался прощаться. Они погибли и вроде бы винить было некого. Не было никакого криминала – отец поссорился с Жаннин, говорят, на его почве, сел за руль пьяный, было темно, шел дождь. Машина перевернулась на скользком повороте. Они были мертвы еще до того, как приехали машины скорой помощи. По завещанию все осталось Оскару, но он с тех пор в Остленде бывал пару раз – на похоронах, вместе с Джаспером, которого представил как своего лучшего друга, и потом, когда заезжал за какими-то вещами.
-
-
21.09.2011 в 22:33Оскар сидел молча, переваривая информацию. Картина получалась какой-то до обидного простой – ничего такого, никаких скелетов в шкафу. Простая обычная жизнь обычного парня. Так зачем его было кому-то бить?
- Послушай, Оскар, не мучай ты себя этими мыслями, - нарушил тишину голос Джаспера. Кажется, он чувствовал себя все более и более уверенно. Освоился? – Мне очень жаль, правда, и я действительно надеюсь, что этого ублюдка найдут, чтобы я смог переломать ему все кости, но это же не обязательно должно было быть специально.
- Что ты имеешь в виду? – медленно произнес молодой художник.
- Ну, я не знаю, я с тобой был все эти три года, ну подумай сам, были бы у тебя враги – неужели бы я не заметил их? – в голосе парня слышалась улыбка, большая и широкая как он сам. Почему-то он представлялся только таким – большим, крупным, похожим чем-то на гризли, правда, на достаточно милого гризли.
- А кто это тогда мог быть, по-твоему? – медленно спросил Оскар, пытаясь понять, куда тот клонит.
- Грабитель, правда, он мог испугаться потом, ну за тобой же кто-то там шел, правда? Может, это был грабитель-новичок, который впервые вышел на дело, ну, вот и испугался. А может, наркоман какой, на улицах их хватает, да мало ли, психопат… - Джаспер говорил сочувственно, но твердо. – Не терзай себя, хорошо? А то я знаю тебя, ты можешь до ночи сидеть тут и думать, думать… Хочешь музыку? Я аудиоцентр привез!
- Нет.
- Плеер? Туда закинуто масса аудиокниг, ребята всем отделом собирали, они тебе привет передавали…
- Нет.
- Ой, ты голодный, наверное, да? Ты же здесь со вчерашнего дня, мне врачи говорили, когда ты приезжаешь… У меня гостинцев полно…
- Джаспер, я не хочу есть, - рыкнул Оскар, утомленный этой заботой, и тут же замер, осознав, что впервые назвал этого шумного гостя по имени. Тот тоже это понял, по крайней мере, слышно было, как он втянул в себя шумно воздух, затем кивнул, кажется, всем телом, и весело, как ни в чем ни бывало, продолжил:
- А пить? Хереса, наверное, тебе хватит, но у меня тут есть сок…
- Не хочу.
- Поиграть? Я привез специальные настольные игры для слепых, там можно и в одиночку…
- Нет.
- Хочешь, я тебе почитаю? – похоже, что отказы Оскара его совсем не смущали. Как и мрачный тон. Интересно, этого парня можно было вообще хоть чем-то смутить? Или остановить?..
- Нет, - Оскару стало интересно, умеет ли тот обижаться.
- Усадить тебя возле камина? Ты рассказывал, как любил в детстве сидеть там…
- Давай, - отказываться от всего подряд в итоге надоело. Да и действительно хотелось посидеть возле огня – огонь его успокаивал. Вот и еще одна маленькая деталь, которая встала на свое место – он любит огонь. И камин. И огонь в камине. Ему нравится сидеть здесь, это место и правда - его любимым, так что этот парень… так что Джаспер ему не врал.
Тот обрадовался согласию Оскара и, подбросив в камин еще дров, легко передвинул кресло вместе с ним. Судя по всему, парнем он сильный, в голове мелькнула мысль – а мог бы он ударить Оскара по голове? Художник мысленно пожал плечами: если и да, то сейчас добить его не составляет большого труда. Глупая мысль.
А Джаспер, меж тем, развил большую деятельность: сидеть на месте для него явно представляло большую проблему. Он снял простыни со всей мебели в доме, отыскал где-то в подвале инструменты и снял доски со всех окон, протер везде пыль, вымыл полы, проветрил, попутно забежал на кухню и похвастался находками – какими-то консервами, которые еще годились в пищу. Потом, немного отдохнув рядом с Оскаром, он убрал что-то в саду, сходил в магазин за продуктами и в аптеку за лекарствами, которые могли бы понадобиться слепому – и уговаривать его не делать этого было бесполезно. К вечеру от всей этой суеты дом сиял и дышал свежестью, камин был несколько раз вычищен, тяга налажена, а с кухни несся аромат чего-то неповторимого и очень вкусного.
Сам Оскар за это время, несмотря на беспокойство Джаспера, изучил дом – осторожно обошел все комнаты по несколько раз, запоминая на ощупь, что где стоит, как оно выглядит. Платой за это стала пара синяков, но молодой человек считал их сущим пустяком. Джаспер так, кажется, не думал, но Оскар выразительно поджал губы, и от него отстали.
Даже удивительно, насколько быстро и легко он к нему привык. Медсестры в больнице, какие-то коллеги и даже двоюродная сестра из соседнего штата – от всех он уставал максимум за час. По истечение этого времени хотелось только, чтобы его оставили в покое, перестали донимать заботой и расспросами, советами и утешением. А Джаспер вел себя так, как будто бы Оскар вовсе не слепой – просто друг, которому нужна помощь.
В его присутствии Оскар вовсе не чувствовал, что это навсегда. Это было такое... приятное чувство.
На ужин была тушеная курица с овощами, какой-то странный на вкус, но очень полезный салат, домашнее, собственноручно приготовленное Джаспером мороженое (и когда он только успел?) и сок. Ужин проходил в теплой, уютной обстановке – Оскару говорить не хотелось, и Джаспер болтал за двоих. Он спохватился, что молодой человек мало о нем знает – и на Оскара беспрерывным потоком полилась информация. Родился Джаспер в мегаполисе, так что большой город был ему как дом родной, но к двадцати годам каменные джунгли успели поднадоесть, и он мечтал всю жизнь переехать куда-то в пригород. Был чистым геем, чего не скрывал. Отец Джаспера, всю свою жизнь посвятивший бизнесу, впрочем, эту новость успешно игнорировал. Мать же души не чаяла в своем большом и шумном сыне и, как понял Оскар, поохала только пару вечеров, а потом начала с ним болтать как с лучшей подружкой. Нет, Джаспера это нисколько не смущает. Еще у него есть старший брат – давно и счастливо женатый, трое очаровательных племянников, младшая сестра Денни, которая учится сейчас на фито-дизайнера и попутно помогает отцу с бизнесом. Девственность он потерял в школе с лучшим другом, о чем не жалел, но романтикой там и не пахло. Учился. Много гулял, у него куча друзей, потом пошел работать. Брал интервью у Оскара – тогда еще социальные проблемы не стали его специализацией. Так и познакомились. Пригласил на ужин, много гуляли, потом стали целоваться, потом… Потом начались отношения со всем вытекающим. Через год начали жить вместе, незадолго до происшествия поругались, Джаспер погорячился и уехал к своей семье успокаиваться. А потом ему позвонили и сообщили, что с Оскаром случилась беда. В тот момент он испугался, осознав, что чуть было не упустил.
- И тогда ты решил переехать ко мне? – уточнил Оскар, вертя в руках вилку. Кто знает, какое у него было выражение лица, но Джаспер вдруг резко утих и спросил жалобно:
- А ты против?
Оскар помолчал. Был ли он против? Джаспер рождал в нем странные чувства – от его присутствия становится тепло и спокойно. Нравится сидеть и слушать, как он шумит, как…
- Можно я тебя потрогаю? – неожиданно для самого себя вдруг спросил Оскар.
- К-конечно, - кажется, Джаспер тоже растерялся. Тишина снова стала неловкой и какой-то … колкой, что ли? Но молодой человек был не намерен отступать. Раз попросил, то будь добр, дойди до конца – потому что на вторую просьбу смелости может не хватить. Шаг, другой – и когда это маленький столик на двоих в столовой успел стать таким огромным?
А потом он оказался в Джаспере, весь, в его больших, теплых руках, в его мягком боке, в стуке его сердца, сильном и уверенном... это до удивления уравновешивало, в его приятном, каком-то неповторимом запахе – и успокоился. Тоже сразу. Поднял руки и провел пальцами по густым, почему-то щекочущим волосам – они были не очень короткими, но и не длинными, где-то до плеч. С такой прической Джаспер должен выглядеть лохматым вне зависимости от того, сколько сил и времени потратил на свою прическу. Потом Оскар провел пальцами по лицу – лоб у парня оказался высоким, глаза – большими, губы – улыбчивыми. Где-то посередине этого ритуала узнавания Джаспер не выдержал и захихикал, схватил губами палец, дурачась, а у Оскара перехватило дыхание.
В голове вспыхнула картина – его, всего мокрого, Джаспер тащит от полотна, также смеясь и дурачась. Мокрый – потому что обливался, стоит жуткая жара, краски сохнут, Оскар сердится, но Джаспер неутомим – он тащит его смотреть свои новые фотографии. И отмечать премию. Джаспер смеется, и Оскар думает, как он красив. А еще тогда он думал о том, что хотел бы запомнить эту улыбку навсегда – яркую, живую, открытую.
- Что-то случилось? – оказывается, Джаспер-из-настоящего его уже давно тормошит обеспокоенно, отрывая от Джаспера-из-прошлого.
- Я вспомнил, как ты выглядишь, - признается Оскар. Снова тишина, на этот раз взволнованная, но приятная. А потом Джаспер его вдруг совершенно неожиданно привлекает к себе и целует – мягко, нежно, почти как ребенка, почти… Но детей так не целуют – в этом прикосновении много страсти.
Потом… потом они просто стояли и обнимались. Было тепло, хорошо и немного сонно. Они хором друг другу признались в том, что устали, рассмеялись и решили пойти спать. Возникла небольшая заминка с распределением мест для сна – спать вместе, несмотря на такое теплое и сблизившее их окончание вечера, было все еще явно слишком рано, оставлять же Оскара одного в комнате Джаспер упорно не хотел. В итоге было решено, что ночевать хозяин дома будет по-прежнему на своей кровати, которая стояла не так далеко от камина и на которой он провел первую ночь по возвращении сюда. Ну а гость уляжется на небольшом, но, по его словам, уютном диванчике, перенесенном из гостиной.
Немного возни c расстановкой мебели в комнате, слова благодарности, заполнившие тишину, что угрожала вновь повиснуть между ними – и мерное дыхание двух уставших за день мужчин. Последнее, о чем подумал Оскар, засыпая: хорошо, что он не один в этом пустом, большом доме. Так… спокойнее.
-
-
21.09.2011 в 22:34- Я хочу, чтобы она была рядом, - признался художник, немного стесняясь этого своего, без сомнения, странного желания. Ну вот к чему слепому картина? Но Джаспер его, как ни странно, понял.
- Да, конечно, сейчас, - заторопился он, срываясь с места. Парень буквально был не способен сидеть на месте. За несколько дней, помимо бурной деятельности по дому, он успел познакомиться с аптекаршей и даже вытащить Оскара в аптеку будто бы на светскую встречу.
- Мне так жаль ваших глаз, молодой человек, - голос у нее оказался на удивление приятный. – А что врачи, шансов не дают?
- Увы, нет, мэм, - Оскару понравилось, что пожилая леди не стала притворяться, будто бы он такой же как и все. Он боялся, что при виде его люди начнут понижать голос, говорить осторожно и аккуратно, будто бы с ребенком или … инвалидом. Но эта женщина, кажется, ничего такого делать не собиралась.
- Ну и ничего, зато у вас есть шанс узнать мир с другой стороны, - бодро хлопнула она его по руке, а потом сходу предложила зайти к ней на чашку чая. И добавила напоследок: - Ваш парень, Оскар, очень мил.
Он споткнулся и виной этому было вовсе не его зрение.
- Ты ей сказал?!
- Я не понимаю, о чем ты.
- Не коси под дурачка!
- Ты ей сказал, что я – гей?
- Я сказал, что я твой парень. А что надо было говорить? Оскар, ты не скрывался от своей семьи, а они не скрывались от этого городка. Бога ради, неужели ты думаешь, что здесь и правда можно что-то скрыть от своих знакомых, друзей или соседей? Ты прекрасно знаешь этот тип маленьких городков, в которых все друг о друге знают почти все!
Оскар судорожно вздохнул. Он не помнил, просил ли он родителей не говорить об этом, но сейчас ему не улыбалось быть слепым геем, местной достопримечательностью.
- Оскар, послушай, а что я должен был говорить? Что я твой неожиданно приобретенный брат? Чушь, они прекрасно знают, что ты – единственный ребенок в семье. Друг? Друзья так о друг друге не заботятся, они приезжают на выходные пару раз и иногда звонят узнать как дела.
Джаспер, конечно же, был прав. Но Оскар не хотел, чтобы о нем говорили, чтобы они все обсуждали его жизнь, черт, да они о ней знают больше, чем он сам о себе!
- Прости, - ледяным тоном сказал он, - я был неправ. Мне очень жаль.
- Оскар…
- Ты не мог бы оставить меня одного ненадолго? Мы уже дошли.
Так они впервые поссорились. Оскар злился – на себя, на свою беспомощность, на Джаспера, хотя понимал, что у того, наверное, не было выхода – в конце концов, его родители, кажется, действительно ничего не скрывали от общественности. Не находили нужным?
И новость эта не была ложью – вызывала раздражение, гнев, но не было ощущения, что что-то не так, что это все обман. Да и с чего ему врать? Ложь бы все равно открылась при общении с местными жителями.
А Оскар не знал, стоит ли с ними вообще идти на контакт. Он мог сослаться на свою болезнь и закрыться дома – и вообще никуда не выходить. Ведь им всем на самом деле нет до них никакого дела!
Что-то с глухим стуком ударилось в стенку. Надо же, не разбилось, а он так рассчитывал на звон осколков.
Оскар думал, что после этой выходки Джаспер уедет, бросит все, придумает какой-то правдоподобный предлог и уедет. В конце концов, его здесь ничто не держит – ну не странный же парень, который ничего о них не помнит? А предлог выдумать – раз плюнуть: работа, друзья, родные, какие-нибудь срочные дела. И молодой художник очень сильно удивился, когда на следующий день Джаспер привел к нему аптекаршу. Она вела себя вежливо, аккуратно пила чай, приготовленный Джаспером и расхваливала дом, говоря, что была здесь в последний раз довольно давно – заходила за какими-то пустяками к его матери в гости. Джаспер рассказал несколько веселых историй, а потом женщина мягко его спросила:
- Оскар, а чем ты собираешься заниматься дальше?
-
-
21.09.2011 в 22:34- Вот что, молодой человек, - произнесла она строгим голосом, - ты надумал здесь сидеть и жалеть себя до скончания века. И изводить всех своим жутким нравом и ужасным нытьем, чтобы от тебя, в конце концов, все разбежались и у тебя осталось больше поводов жалеть себя, так? Но твои родители этого не заслуживали. Твоя мать всегда стояла за тебя горой и не скрывала твоей ориентации, хотя ей часто бывало неловко, потому что хотела дать всем понять: она тебя не стыдится.
- Откуда вы знаете? – голос прервался, в висках стучало.
- Я дружила с ней. И она гордилась тобой. Говорила, что ты сильный и смелый. А ты отталкиваешь от себя тех, кто хочет тебе помочь. Я пойду, пожалуй, Джаспер, дружок, ты не проводишь старую женщину?
После ее ухода снова воцарилась тишина – большая, острая, колючая. Первым ее нарушил, как ни странно, Джаспер:
- Извини, зря я сюда ее привел.
- Не зря, - отозвался Оскар, теребя ткань кресла, в котором сидел. – Она права, Джаспер, это я должен у тебя просить прощения. Я закрылся тут, в этом доме, в жалости к себе. Так нельзя.
- Но ты же … Ты не виноват в том, что с тобой случилось… - пробормотал парень, и Оскар почувствовал злость на себя. Яркую, сильную, почти ненависть – он откуда-то помнил, как отвратительно выглядят такие инвалиды, брюзгливые, купающиеся в жалости и их родственники, оправдывающие их изо всех сил. Это были не образы, нет, скорее ощущение отвращения к подобному поведению. Раньше он не принимал такого поведения – и не должен делать поблажек для себя, для своей болезни. Она не должна его изменить.
- Прекрати меня оправдывать, - ледяным тоном сказал он, вставая. Нет рядом трости? К черту! Он будет ходить без нее! Ну и что, что он в этой части комнаты бывал только раз – когда на ощупь исследовал дом, он все равно будет ходить как обычный видящий человек и ничто его не удержит в этом проклятом кресле!
- Оскар! – вскрикнула его добровольная сиделка. – Что ты…
- Помолчи, - оборвал он и, испугавшись вдруг, что перегнул палку, добавил уже тише и мягче: – пожалуйста.
Рядом с ним только тяжело вздохнули, но возражений больше не последовало. Оскар попытался представить себе кресло, в котором сидел, столик, находившийся по всей видимости, прямо перед ним. Справа сидела эта строгая дама – должно быть, там все еще находится стул, слева – стул Джаспера. Где-то у стены должен быть небольшой диванчик на гнутых ножках, он его запомнил. Между ним и столом – пустое пространство, которое заканчивается Джаспером. То есть, можно пройти совершенно спокойно.
Шаг, другой, третий… Он впервые за все время делал шаги без трости, не держась ни за что, по территории, которая, по сути, была ему незнакома и без посторонней подсказки. Джаспер молчал, кажется, он рассчитывал на то, что Оскар споткнется и можно будет покончить с этой безумной затеей, но молодой художник не сдавался. Он шел… и уперся в Джаспера, которого он уже узнавал по запаху, его родному запаху.
- Вот видишь, я могу, - сказал он торжествующе. – Могу!
- Оскар, - Джаспер старательно подбирал слова, - ты не упал здесь, потому что здесь ничего не стояло. Но в доме очень много разной мебели, далеко не всегда все будет стоять на своем месте. Те же стулья постоянно переставляются.
- Я знаю.
- И дом двухэтажный, бога ради, Оскар, будь благоразумным! Что ты задумал?
- Ходить. Как взрослый здоровый мужчина.
- Но ты не…
- Не здоров? Знаю. И что? Я не хочу, чтобы это мешало мне жить полноценной жизнью! – яростно заспорил молодой человек, готовясь к еще одному скандалу между ними. Это его расстраивало и заставляло нервничать: он мало что помнил о себе, почти ничего – об этом странном парне, что стоял перед ним, пах так замечательно и непонятно почему заботился о нем, но их ссоры расстраивали. Заставляли нервничать.
Но Джаспер его удивил: он обнял слепого и Оскар почувствовал, что тот улыбается.
- Что смешного? – буркнул сбитый с толку художник.
- Ты никогда не сдавался, - пробормотал Джаспер ему в макушку. – Мне это всегда в тебе нравилось. Такой… маленький…
- Я не маленький!
- Смелый и упрямый, просто чудо…
- Закрой рот и поцелуй меня! – рявкнул Оскар, у которого пылали уши. И вообще было стойкое ощущение, что над ним издеваются. За окном шел дождь, приятно пахло озоном, а губы Джаспера на вкус были мятными. Художник сам не ожидал такого от себя, но раз уж заорал – так почему бы и не воспользоваться моментом?
По крайней мере, у него на него стояло. Не очень романтично, зато правдиво. А еще он был теплый, мягкий, живой – и рядом. Всему остальному миру было плевать на слепого художника Оскара, по крайней мере, всему остальному живому миру, а мертвые же не в счет, правда? И они были вместе. Три года. Так что ничего аморального он не делал, это даже не секс на первом свидании.
С потерей зрения обострились все остальные ощущения. Рваное дыхание стало слышно как-то намного ярче и острее, прикосновения воспринимались острее. Джаспер прикусил ухо и фыркнул, оглушив неожиданном громким звуком, Оскар рассмеялся, а потом впился совершенно серьезным поцелуем. Кажется, его донесли до кровати. Уронили. Слава богам, на что-то мягкое – только травм сейчас и не хватало. С одеждой вышла неловкость – они в ней уморительно барахтались, пара чертыханий, треск ткани, потом как-то все пошло на лад. Тело Оскара вспоминало Джаспера быстрее, чем запутавшийся во всем хозяин – по крайней мере, когда он доверился своим инстинктам и тактильным ощущениям, все начало получаться лучше и слаженнее, было меньше неловкости. Они пару раз засмеялись, но это было даже здорово – не испытывать в интимный момент смущения, которое могло бы все загубить.
А после секса Оскар лежал, бездумно улыбаясь в потолок и слушал шумное дыхание лежащего рядом парня. К черту благородство, он теперь его никуда не отпустит.
- Джаспер… - лениво протянул он, улыбаясь еще шире.
- Что? Что-то случилось? – всполошился было тот.
- Принеси сигарету, а?
-
-
21.09.2011 в 22:35- Ну ты и Гарри Гудини! – буркнул наконец, Джаспер, выдыхая. Было слышно, что он удивлен. И это мягко сказано.
- А ты не верил, - показал язык ему Оскар. – Ты принесешь сигарету или нет?
Хотя это был понедельник, день был все равно чудесным. И вечер. И ночь.
А во вторник к ним постучался шериф. Это был дежурный визит, шериф спросил его, как он устроился, хорошо ли себя чувствует, выразил еще раз сожаление по поводу гибели родителей, поинтересовался, не беспокоят ли его соседи, а уходя, бросил:
- Я хотел тебя прибить за то, что шастал к Дорри, но судьба тебя и так наказала…
Прибежал Джаспер. Заглянул в лицо Оскара, потом начал торопливо расспрашивать:
- Кто это был? Что ему надо?
- Шериф. Он сказал, что судьба меня и так наказала, а он хотел отомстить за Дорри…
- А кто такая Дорри?
- Это его дочь. Дочь, она… она встречалась со мной, а потом… Она пошла на свидание, шла, в руках был огромный букет цветов, она не видела дороги, а ее сбила машина, - его колотило. Джаспер почти силой влил в него целый стакан хересу и всунул сигарету. Потом спросил, осторожно обнимая за плечи:
- Так ты вспомнил?
- Да. Я… да, - дрожь его отпустила, зато навалилась усталость. Было как-то… пусто. Дорри была чудесной девушкой, светловолосой, с огромными серыми глазами, она любила его как большого щенка – сама она едва доставала ему до плеча и казалась очень хрупкой. И всегда носила ему цветы – охапками, Оскар сначала ругался, мол, это парень должен дарить девушке, но она отшучивалась, рассказывала что-то про век эмансипации и феминизма, а как-то раз просто призналась, что ей нравится смотреть на то, какими у него становятся глаза при виде цветов.
- И какими же?
- Вот такими, - растопыривает пальцы и очень смешно растягивает она слова. – Большими и квадратными. Во!!!
Они смеются, на них оглядываются хмуро прохожие, а потом улыбки расцветают их на лицах. Шериф в ней души не чаял. Постоянно угрожал прибить Оскара, если с ней что-то случится, если она простудится, если ее укусит собака, если он будет курить в сторону, где она стоит…
А тут – машина. Врезалась, перевернула – и на асфальт уже опустилось мертвое переломанное тело.
- Ты сам видел? – почти шепотом спросил Джаспер, укачивая молодого человека на коленях. Они сидели на пороге какой-то комнаты и как они там оказались, Оскар бы не сказал и за миллион долларов. Впрочем, не то, чтобы ему так уж хотелось вдаваться в такие подробности…
- Нет, мне рассказывали. Я опоздал, н-не помню уже из-за чего, - бормотал он, тыкаясь Джасперу куда-то в шею. – Вот тебе и первая любовь.
- Шшш, ты тут ни при чем…
Но Оскар его не слышал. Перед глазами снова вставали события, память возвращалась к нему, но о таких днях, что лучше бы, наверное, и не возвращалась вовсе. Горожане тогда стали шептаться, что он приносит несчастье – сложно было поверить, что маленькая, солнечная, всегда улыбающаяся Дорра – мертва. А он был странным, можно ли подумать – у парня были все шансы унаследовать лавку отца и ни в чем особо не нуждаться, а он рисовал деревья! Да кому они нужны, эти деревья и что их рисовать-то – ну если хочется посмотреть, так вон они, никто особо их не рубит – пойди и посмотри на живые, настоящие, а не на картинки.
-
-
21.09.2011 в 22:35- Но потом я вернулся, - уже вслух сказал Оскар. – Я помню, когда я пришел в себя, единственное, что я помнил – это то, что мне нужно сюда вернуться. Но зачем?
- Я не знаю, Оскар. Честно не знаю.
- И этот шериф, он угрожал, что… А потом я уехал и не ответил за свой поступок.
- Ты ничего не сделал, - в который раз повторил Джаспер.
- Сделал. Если бы не я, не то дурацкое свидание и не моя идиотская любовь к цветам, ничего бы не было, - упрямо сказал молодой художник.
- Послушай, хватит! Хватит казнить себя! Твой уважаемый шериф натравил на тебя родной город. Ты не виноват в том, что случилось, но он заставил так думать всех, включая тебя самого! – встряхнул его за плечи Джаспер. – Заставил тебя уехать! Не забывай, что тебе самому было тяжело потерять ее, помнишь?
- Откуда ты знаешь?
- Ты мне рассказывал… Давно. И не в таких подробностях, но кое-что знаю. И я знаю такой тип людей – они не могут просто примириться с тем, что случилось, им постоянно нужен кто-то виноватый, кто-то, кто будет за все нести ответственность. Не давай ему это сделать с собой, Оскар, хорошо? Ты ни в чем не виноват, - выделил голосом последние слова парень.
Они так еще какое-то время посидели, потом Джаспер потащил его принимать душ. Парень не переставал удивляться чутью Оскара, который уже научился ходить по дому и не падать, даже когда кресла, стулья и столы менялись местами, но душ он ему пока не доверял. К тому же это была отличная возможность заняться сексом.
Оскар все еще мало что помнил об их отношениях, но в том, что они были, нисколько не сомневался. Ему не приходилось привыкать к Джасперу, только вспоминать – на каком боку тот обычно спит, как ведет себя, когда ему снится кошмар, какие звуки издает, когда ест, как дышит, как сопит, как чихает, как зевает…
В какой-то из солнечных, наполненных теплом дней Оскар вспомнил, что Джаспер умеет играть на гитаре и пристал к нему с расспросами на эту тему. Припертый к стене парень долго мямлил что-то про то, что не хотел дразнить Оскара своим творчеством в то время как сам Оскар не может… Потом вздохнул и взялся за гитару.
Голос у него был не очень сильный, но приятный, так что можно было абстрагироваться и представить себе, что с глазами все в порядке, он просто закрыл их и расслабился под музыку в обществе своего парня. Что начать рисовать он может в любой момент. Что он вообще не должен ни на кого полагаться. Что он полностью независим.
-
-
21.09.2011 в 22:37Он казался… таким беспомощным и сильным в то же время. С трудом принимал помощь. Отталкивал, вернее, ее от себя обоими руками, злился, огрызался.
Джаспер вспомнил разговор с матерью – бизнес-леди Дениз Деверо и ее увещевания разорвать эти отношения.
- Он тебя сейчас все равно не помнит. И вы и так поссорились, - деловым тоном говорила миссис Деверо, аккуратно постукивая ноготками по чашке. Рациональность и выгода превыше всего. Чувства – это продукт работы гормонов. Научные исследования подтверждают. Авторитетные научные исследования.
- Если я его сейчас брошу, то это будет предательством, - всегда, когда он видел свою мать такой, Джаспер начинал терять над собой контроль. Он ненавидел ее эту сторону. Хотя она и не раз выручала мать в жестком мире бизнеса, но он все равно ее ненавидел.
- Предательством чего? – фыркнула Дениз надменно. – Ваших так называемых отношений? Они уже закончились. Вы расстались, ты сам говорил.
- Я погорячился!
- Джаспер, я понимаю, он сейчас ослеп и потерял память, но это не твои проблемы! Ему помогут квалифицированные специалисты!
- Мама, - сказал он, делая ударение на каждом слове, - я все равно поеду, это не обсуждается. Понятно?
- Но зачем?
- Если я не поеду, я никогда себе этого не прощу.
- Понятно, - в ее голосе появились противные понимающие нотки, - ты делаешь это для себя.
Ну что ж, Дениз решила, что он делает это ради собственного эгоизма, здорово! Джаспер тогда двинул дверью, уходя, так, что она едва не слетела с петель. И он не вернулся, не извинился. Хотя это и было трудно – с матерью он был близок… когда та была не в аплуа бизнес-леди.
Да, с Оскаром часто бывало трудно. Он был капризным, нервным, дерганным, а в пылу работы мог забыть вовремя поесть, он погружался в мир кисточек и красок так, что мог забыть о том, кто такой вообще Джаспер и только моргал на него удивленно, когда тот входил в его мастерскую. Джаспер ненавидел это въедающийся запах, некоторые вещи было от него не отстирать, его бесили картины, на которые Оскар смотрел больше, чем на него самого.
Но он никогда не смог бы всерьез уехать от него. Это было бы… слишком неправильно, что ли. Вот так вот, без излишней сентиментальности. Можно было до бесконечности считать факторы, которые их объединяли: ссоры с отцами и близость с матерями, единственный ребенок в семье, у каждого за плечами – свое прошлое, творческая работа, сложные характеры, ориентация, в конце концов. Но Джаспер выбрал Оскара не из-за всего этого. Это не то, что можно было рассчитать или объяснить. Это то, что просто было.
И сейчас он выбрал быть рядом с Оскаром не потому, что тот был слеп. Жалости в отношениях не место, это было бы просто нечестно по отношению к самому художнику.
Надо спать. Завтра будет новый день, и он снова понадобиться Оскару.
-
-
21.09.2011 в 22:37А потом он поймал миг – наверное, так получается только у настоящих художников – когда дождь только что перестал идти, последние капли еще падают, тучи уже почти ушли, но какие-то облака все еще виднеются – и ощущение что что-то плохое уходит, плохое уходит, а хорошее приходит. Да и не было то «плохое» таким уж злом, просто чем-то, что нужно пройти, понять… Ощущения как и красоту вида, сложно передать словами, и Оскар в очередной раз порадовался тому, что он – художник. Он обязательно это все нарисует, нарисует это состояние сразу после того, как дождь прошел, эту звенящую в воздухе радость, красоту умытых домов и сверкающих в каплях улиц. Особенно этой, центральной, по которой ехали машины. Оскар почувствовал себя этим пейзажем – высоким небом, собакой, которая внимательно смотрела на улицу, дымом камина, вьющимся петлей к небу… Всем этим.
Он точно знал, что проснется и возьмется за кисть. Обязательно… Вот сейчас…
Оскар вздрогнул всем телом и проснулся. Было темно, видимо ночь, а Джаспер терпеть не может ночников. Он протянул руку, нащупал плечо и потряс.
- Джас, - зашептал он возбужденно, тряся того, - проснись, скорей!
- Что случилось? – кажется, он его чем-то растревожил. Неужели он еще не привык к ночным озарениям Оскара?
- Скорей, принеси мне бумагу и карандаши, ты же знаешь, какой я рассеянный, я не помню, куда я их вчера положил, а мне нужно, мне… правда!
Но Джаспер почему-то никуда не спешил. Он встал, чем-то странно щелкнул и повернулся к Оскару.
- Что с тобой? – испуганно спросил он. Оскар почувствовал раздражение – ну откуда эти странные вопросы? И почему Джаспер не включил свет? Ладно, он сейчас сам встанет и найдет все, что ему нужно, иначе картина, чудесная картина в голове уйдет от него к другому, более расторопному и благодарному художнику.
- Ничего, - буркнул он, нашаривая ногой тапочки, - я сам все найду.
- Оскар…
- Ну что?! Я не могу уже немного порисовать?
- Оскар! Ты…
- Я только чуть-чуть, ладно? Я потом правда пойду спать! Сразу же! – молодой человек знал, что против этого умоляющего тона Джаспер ничего не скажет. Но тот его удивил – потянулся и сгреб забарахтавшегося Оскара в охапку.
- Ну ты чего… Ну это правда важно, ты чего…
- Оскар, - как-то очень напряженно спросил Джаспер. – Ты и правда не помнишь?
- Чего? Ой… бля.
Комната вдруг почему-то показалась большой и маленькой одновременно. Оскар обмяк, не пытаясь освободиться, осознание грустной реальности навалилось на него как-то вдруг все и сразу.
- А я, я хотел нарисовать ее, - пробормотал он, все еще не веря, что эта чудесная картина – так и останется лишь в его сознании. Ее не увидят другие, она не родится на свет. Он попытался прогнать видение, может быть, эта картина бы озарила другого художника, способного ее нарисовать, но увиденное не хотело уходить. Оно стояло перед глазами так ярко, как будто бы он мог его видеть, как будто бы мог это увидеть.
На следующее утро Оскар впал в депрессию. Он лежал на кровати, не отвечал на обеспокоенные вопросы Джаспера, даже не замечал того. Не пошевелился он и когда пришла аптекарша – и та в конце концов вынуждена была уйти. Он ел и пил только под угрозой госпитализации, ему был неинтересен дом. Зачем жить, если он может больше рисовать? Какой в этом во всем смысл? Оскар его не видел.
-
-
21.09.2011 в 22:38Ушел? Ну вот, ему надоело и он наконец-то признал, что вытащить Оскара из этого состояния – слишком тяжелая ситуация. Но от этих мыслей почему-то легче не становилось. Наоборот, стало как-то противно – в боку закололо, а потом…
А потом вернулся Джаспер, таща, судя по грохоту, за собой что-то тяжелое. Поставил в комнату, развернул куда-то стул вместе с Оскаром, снова ушел. Вернулся, запахло краской…
- Ты притащил мольберт? – уточнил слабым голосом художник.
- Да.
- И краски?
- И кисточки, и все, бля, что тебе нужно для счастья.
- Я слепой.
- Я заметил. Но я читал, пока ты хандрил, собирал информацию – я умею это делать, - легкая язвительность в голосе показывала, что Джасперу эти дни тоже дались нелегко. – Слепые художники тоже могут рисовать, у тебя еще есть возможность…
- Рисовать? Игрушечных котят, детские подделки – вот что они могут рисовать!!! – взорвался Оскар. – Я пытался, когда ты ходил в магазин, когда ты был в аптеке – я брал в руки краски. Они мертвы, понимаешь?! Хотя о чем я говорю, что ты вообще понимаешь – же не художник!!!
- Ах это вечный твой тон! Я не художник, поэтому не смогу понять тебя! Я не вижу линии, так как ты, игру света и тени! Я… я чувствовал себя все время каким-то недоразвитым рядом с тобой!
- Так ты мне просто завидовал!
- Я?! Никогда! Я просто ненавидел, когда ты закрывался от меня в мир чертовых картин! Мне их так иногда хотелось сжечь!!!
- Да? Тогда ты, наверное, был счастлив, когда узнал, что я – ослеп! А может, это ты меня ударил по голове?
- Оскар, что ты несешь!
- Ну да, я сейчас вспомнил – мы с тобой часто ругались из-за того, кто я! Из-за того, что я художник!
- И что?!
- Ну, тебе было бы выгодно – ударить меня, отомстить за все, а потом я стану такой… беспомощный, буду зависеть тебя, никогда не буду рисовать! Ты этого хотел, да?! Поздравляю, твоя мечта – сбылась!!!
- Оскар!!!
- Убирайся! Вон из моего дома! Я сам могу о себе позаботиться! Я найму сиделку, у меня есть деньги!
Тишина. Острая, колючая, от нее больно и хочется плакать, но почему-то не получается. Торопливые шаги собирающего вещи Джаспера. Ощущение какой-то потери и дикого желания забрать слова, повернуть все вспять, но … нельзя же ведь.
И в то же время обида: пусть уходит. И паранойя: он и правда мог ударить тебя. А потом уехать, понять, что наделал и вернуться. С чего бы это парень, с которым ты разругался, стал так вокруг тебя носиться? Чувство вины, не иначе. Это он сделал, он! Или нанял кого-то…
Мысли бродили, а Джаспер собрал вещи и ушел. В доме стало пусто. Оскар понял, что так осторожно как он уже привык, ходить по дому он не сможет – если оступиться и упадет, некому ему будет подать руку, помочь, вызвать скорую. Когда он успел настолько привыкнуть к Джасперу? Надо будет вызвать сиделку.
В голове было пусто, Оскар на ощупь нашел остатки хереса и мрачно напился. Херес ему тоже напоминал Джаспера, а поэтому он пил быстрыми глотками, стараясь не особо думать.
Пробуждение было мерзким: во рту царила конюшня, причем нечищеная, все тело затекло и болело, вдобавок было ощущение потери, причем невосполнимой. Он заснул в кресле. Он заснул в кресле, а когда был Джаспер в доме, то его всегда относили на кровать на руках – и, черт. Он думает как эгоист.
- Черт, - прошипел Оскар, вспоминая последнюю ссору, которая как раз случилась из-за их картин, вернее, последней картины, которую он тогда рисовал. Сейчас сама картина не вспоминалась – все затмил знатный скандал, начавшийся со сцены ревности – а Оскар по-другому не мог это расценивать – Джаспера к картине. Оказалось, что молодой художник слишком много времени уделяет чертовым картинам – и рабочее, и свободное. А ему, Джасперу, ничего не остается. Оскар сначала думал отшутиться, потом вспылил сам, сообщив, что если Джаспер не ценит его и не понимает, то может катиться ко всем чертям. Такие ссоры имели место быть уже сотни раз и всегда заканчивались одинаково – Джаспер извинялся, что-то дарил Оскару, иногда устраивал милые сюрпризы – походы в театр, в кино на любимый фильм художника, вечеринку или просто ужин вдвоем.
-
-
21.09.2011 в 22:38Пришлось извиняться еще и перед скорой.
Воспоминания вернулись как-то … большим куском и Оскар, кое-как доковыляв до ванной и умывшись (надо было постараться еще не поскользнуться на мокром от брызг полу), решил с ними разобраться. Но для этого нужно было обустроить себе комфортную среду обитания – первым делом он позвонил в больницу и попросил ему прислать сиделку. Потом дошел до кухни и, разбив несколько тарелок, каким-то чудом порезав только мизинец, налил себе лимонада из холодильника и сделал пару сендвичей. Собственная беспомощность угнетала, но Оскару, против обыкновения, не было до нее никакого дела. Воспоминания нужно было упорядочить, многое стоило обдумать.
Например то, почему он перестал искать виноватых? Ведь именно с этой целью Оскар некогда и приехал сюда. Здесь, как он полагал, нападавший не стал бы преследовать свою выжившую жертву, ведь мало кто в его ситуации в здравом уме поедет в маленький городок, да еще и без сопровождающих.
Он собирался здесь обустроиться и начать вспоминать, собирать информацию, обустраивая все шаг за шагом. Анализировать, беседовать, сопоставлять факты.
А вместо этого приехал Джаспер и все пошло псу под хвост. Или коту? Неважно. Он не хотел искать виновных, может быть, потому что считал, что виновный может оказаться Джаспером? Он не хотел думать об этом. Ему было хорошо засыпать в его объятьях, было совсем не холодно и не страшно, можно было всегда попросить его что-то принести… Он ему доверял. Как можно доверять кому-то и подозревать его в желании убить тебя?
И потом, Оскару пришло в голову, что это мог быть кто угодно. Шериф, который хотел отомстить ему за гибель дочери и… Оскар бы даже винить его ни в чем не стал. Тогда, когда его фактически изгнали из этого городка, он был зол и не хотел никого понимать, кроме себя, а сейчас – он не был уверен, как поступил бы на месте шерифа. Наверняка менее благородно.
К тому же сейчас его никто не третировал, что означало – шериф оставил его в покое. Но был шанс, что отец Дорри сделал это только потому, что его месть удалась – и кто-то по наводке, а то и приказу шерифа ударил его тогда по голове.
Это мог быть какой-то друг отца или дальний родственник, решивший отомстить «пидору, семью позорящему».
Это могла быть мать Джаспера, она всегда его терпеть не могла. Это … мог быть сам Джаспер, который ненавидел его картины. В голове Оскара опять всплыла версия про чувство вины. Хотя Джаспер мог его испытывать не из-за своей мнимой причастности, а потому что уехал… и Оскар ослеп.
Это мог быть кто угодно. И во что ты предпочитаешь верить? Во что ты хочешь верить? Вряд ли у него будут когда-то стопроцентные доказательства: полиция проверяла Джаспера как его парня, особенно с учетом их ссоры накануне происшествия и ничего не нашла. Вряд ли он, слепой, сможет найти и собрать больше доказательств. Тем более что помощников у него нет, у него вообще никого нет, кроме Джаспера и ему раньше это казалось нормальным. Ему никто и не был нужен.
Оскар вздохнул. Он не понимал, что ему теперь делать, кажется, он понял, что ему нужно или, вернее, кто – слишком поздно. Поэтому он решил просто лечь спать. Проспать реальность – это не так уж и плохо, верно?
-
-
21.09.2011 в 22:39Шли дни. Они были тусклыми и на удивление похожими один на другой – и ознаменовались визитом матери Джаспера, которая прошла сразу же в спальню Оскара, несмотря на возражения сиделки.
- Вы во второй раз портите жизнь моему сыну, - начала она без приветствий. – Я понимаю, что ваше несчастье ухудшило ваш и без того невыносимый характер, но вы мне когда-то клялись, что любите его!
- Мэм… - начал Оскар шокировано, едва узнав ее. Но ему не дали вставить и слова.
- Я здесь не для того, чтобы выслушивать ваши, безусловно, жалкие оправдания. Просто возьмите и сделайте что-нибудь, пока мой сын окончательно не превратился в алкоголика. Меня он слушать не желает, так может быть, послушает вас?
И она удалилась, поцокав на прощанье каблуками как будто бы дверью хлопнула. Также рассерженно и недовольно.
А Оскар остался лежать и думать. Он вообще в последние время очень много думал, это стало его основным занятием и молодой художник начал подозревать, что это компенсация за то, что раньше думал не так много.
Итак, что он узнал? Он клялся этой женщине в том, что любит Джаспера? Он не знал ее, но он знал себя: Оскар терпеть не мог такой тип женщин и если он ей в чем-то поклялся… То для этого должны были быть серьезные причины.
Он уже не сомневался в том, что любит, но настолько?
Почему-то в памяти всплыл разговор с матерью. Джаспер уехал, прошла пара дней и он, не зная, что ему делать, позвонил ей. Спросил, не приехать ли.
- У тебя что-то случилось? – сразу же поинтересовалась Жаннин в ответ. Проницательная была женщина.
- Мама, ну почему сразу – случилось, а может, я просто соскучился, - фальшиво засмеялся он тогда, но мама не дала ему солгать.
- Оскар! – строго сказала она, и все было рассказано, без утайки. Черт знает, что он ожидал услышать, но мать запретила ему появляться дома.
- Ты любишь его, Оскар. И если надо чем-то пожертвовать, то… тебе выбирать. Но картины в постели потом не согреют.
Она не стеснялась быть с ним предельно откровенной. Мать его любила и считала, что откровенность принесет ему только добро, а Жаннин желала ему много добра.
Поэтому в тот вечер Оскар многое услышал, а потом, положив трубку, напился. И в его пьяную голову тогда пришла очаровательная мысль – он должен избавиться от своего таланта. Если он сможет рисовать – он будет рисовать, так что Джаспер ему не поверит… и скандалы начнутся снова, даже если он сожжет все картины до единой, что у него остались.
На пьяную голову гениальные мысли не ходят в одиночку – Оскар отыскал телефонный номер своего знакомого в криминальной сфере – на некоторых вечеринках начинающих талантов было очень модно хвастаться такого рода связями и взял трубку.
-
-
21.09.2011 в 22:40- Привет, Том, вы меня помните? Оскар, молодой художник, у Валери?
- Да и что?
- Вы тогда говорили еще, что знаете специалиста, который умеет бить точно в цель. Ну, куда надо. Знает… такие точки на голове. Помните?
- Да и что? Я был пьян и многое мог наговорить, - кажется, с ним не желали идти на контакт, но Оскара несло.
- Мне нужно, чтобы меня ударили по голове. Не так сильно, чтобы убить, но чтобы я … потерял зрение. Я не хочу знать, когда и как это будет, но это срочно. Я заплачу, - говорил он торопливо, боясь что передумает, что там положат трубку или что-то еще случится. Его, в конце концов, могли высмеять и послать, но его выслушали, деловито уточнили по поводу сроков и цены, надиктовали номер счета, на который нужно было перевести немаленькую сумму и приняли заказ, по словам сердитого голоса.
Потом трубку положили. Оскар уставился на телефон, потом на себя в зеркале – в конце концов, он собирался отказаться от этого зрелища до конца своих дней ради Джаспера – и не жалел об этом. Он любил и будет любить его больше зрения.
Потом он судорожно принялся решать дела – распродавать картины, отдавать долги, рвать связи, чтобы потом не было слишком много вопросов.
И дорисовывал последнюю картину. На ней был изображен Остленд его детства – милый, уютный городок, только что умытый дождем, странная, нелепая, но явно добрая собака справа, никаких людей – только пара старинных машин. И еще что-то неуловимое. Это его агент называл креативом, а сам Оскар – своей душой.
Он рисовал нежно, с легкой грустью, не выходя из дома, чтобы ненароком не нарваться раньше времени на слишком ретивых исполнителей – художник откуда-то знал, что в дом врываться они не будут. Слишком много шума и следов.
Он рисовал в последний раз, и эта его картина получилась, вне всякого сомнения, самой лучшей из всех произведений Оскара. Он ее никому не показывал – аккуратно упаковал и отправил в остлендский дом курьерской службой.
А потом вышел на прогулку…
На его нервный хохот прибежала сиделка. Вроде бы причитала, кажется, что-то о вреде посетительниц для психики слепых, которые и без того очень ранимые. Оскар фыркнул и велел женщине заткнуться.
- Принесите лучше сигарету, раз вы какого-то черта выкинули в моем доме весь мой алкоголь, - сказал он весело и грубо, но ему было плевать. Он завтра же извиниться, выпишет ей чек и отправит обратно.
- У меня есть херес, - отозвался Джаспер от стены. – Подойдет?
- Ты???
- А ты думал, кто?! – оскорбился теперь уже парень. – Ты ждал любовника?
- Джаспер, что ты несешь?! Иди и обними меня! И как ты здесь оказался?!
Через два часа после… объятий Джаспер все-таки объяснил, как. После ссоры с Оскаром он вернулся в большой город – сдать очередной репортаж в журнал, собрать материалы для другого. Поселился в мотеле, где и пил почти беспробудно и где его увидел знакомый матери. Через пару дней заявилась она, закатила сыну скандал по поводу его недостойного поведения.
- Я, видишь ли, позорю ее публичным алкоголизмом, - усмехаясь, пояснил Джаспер, потягиваясь в постели. – Качество публики там и так было сомнительным, но моя мать… это нечто.
- Да, - согласился Оскар, прикуривая, - я вспомнил.
- Да? Расскажешь, как?..
- Потом. Сначала ты.
- А там и нечего особо рассказывать. Она катала мне скандалы, пока я не понял, что безумно люблю тебя – ты катаешь их намного реже, - отшутился Джаспер, но после ощутимого тычка локтем в бок возопил: - Ладно, ладно, я и правда тебя люблю! Я подумал, что столько раз уже мог тебя потерять, что, в общем, пора кончать этот бред. Если тебе так важно рисовать – ну, ты можешь меня вообще не замечать. И чтобы ты не делал – я приму это. Это же ты.
- А что было потом? – торопливо спросил Оскар. Было безумно приятно, но он терпеть не мог пафосных и слезливых моментов. Их как-нибудь надо сокращать, обязательно.
- А потом она собралась сюда. Я сначала думал, что она шутит, потом протрезвел и понял, что это не было проявлением ее специфического юмора и покатил сюда. Хотел успеть, ну… как видишь, не успел, - смущенно закончил Джаспер. – Мне осталось только ждать момента для эффектного появления здесь, прости меня, пожалуйста, а?
Оскар онемел. Он думал, что это он все натворил – и с жизнью Джаспера и со своей – и тут у него (!) просят прощение.
- Там снег не идет? – спросил он медленно.
- А? – Джаспер соображал туго, кажется, он ждал другой реакции. – Нет, ааа…что?
- Ничего. Это значит, что я идиот, а ты меня простишь?
-Да, ммф, Оскар, я еще хотел рассказать тебе, что ты…
- Потом.
-
-
21.09.2011 в 22:40- Джаспер, ты не мог бы описать… ту картину? Ну, которая висит в комнате с камином.
- Картину? А зачем? Ну хорошо-хорошо. Большая такая, красивая, на ней нет людей, только собака справа, она странная, ну то есть, ой, картина мне нравится, правда нравится. Знаешь, я тебе не говорил, но по-моему она – лучшее из всего твоего, что ты написал. Не то, чтобы мне остальное не нравилось, ну ты понимаешь, но это состояние после дождя… А почему ты спросил?
- Я просто подумал, как отнесется твоя мама к ней, - медленно произнес Оскар. – В виде подарка. Я хочу подарить ей картину. В конце концов, это же благодаря твоей матери мы вместе… Вроде бы.
- Подарить?! Оскар, а… а ты уверен? Это же последняя твоя картина!
- Уверен.
- Ну ладно. Правду говоря, она будет в восторге. Единственное, что ее примиряет в моем выборе, так это то, что ты художник. Она раньше просила меня скрывать, но ты знаешь, она – фанат твоих картин. Оскар, почему ты смеешься? Я сказал, что-то не то?
- Нет, - ответил веселящийся художник. – Нет, все в порядке, Джаспер. Все правда замечательно.
А он боялся, что это будет не та картина. Какая-нибудь другая, что эти странные воспоминания он просто выдумал, или они ему приснились. Что ж, у судьбы свои шутки: она дала ему самую надежную улику тогда, когда он уже бросил искать виноватого.
Расскажет ли он когда-нибудь Джасперу? Вряд ли. Нет. Его идиотизм – это не вина Джаспера, и он не должен обременять того, кого любит, таким чувством вины. Он выбрал быть с ним и быть счастливым. Чувству вины здесь просто не место. А зрение… ну, у любого выбора есть свои последствия. Да и зрение после травмы может вернуться, конечно, не полностью, но хотя бы частично, вернулась же к нему память…
А пока что…
- Научишь меня играть на гитаре?